© Ю. Новиков, перевод, 2002

Посвящается моей маме

И вот наконец Элрик собрался домой, на Драконий остров, собираясь вновь занять свое место на троне. Но он еще не расплатился со своим кузеном Йиркуном за вероломное предательство. В не написанном пока сказании говорится, как до Элрика дошли вести о том, что принцу Йиркуну удалось захватить власть и навести колдовские чары на Киморил, а самого Элрика объявить преступником. Распрощавшись со всеми своими надеждами, Элрик клянется: на его кузена падет черная месть. Теперь все, что он сделает в грядущем, повлечет за собой неминуемую гибель всех, кого он любил и без кого не мыслил свою жизнь...
Из «Хроник Черного Меча»

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ВОЛКИ СОБИРАЮТСЯ

— Который час? — чернобородый мужчина сорвал с головы позолоченный шлем и отшвырнул его подальше от себя, совершенно не задумываясь о том, куда тот упадет. Затем он снял перчатки и подошел поближе к ревущему огню, чтобы впитать его жар до самых продрогших костей.
— Полночь давно уже минула,— недовольно проревел один из закованных в доспехи мужчин, собравшихся вокруг огня.— Ты все еще надеешься, что он придет?
— Все говорят, что он — человек, если тебе от этого легче.
Это было сказано высоким юношей с бледным липом. Его тонкие губы изрыгали слова с какой-то злобной отрывистостью. Его улыбка напоминала волчий оскал, и он с насмешливым видом вперил свой взгляд прямо в глаза только что пришедшего мужчины.
Вновь прибывший отвернулся, пожимая плечами.
— Это правда, так что можешь приберечь свою иронию, Ярис. Он придет,— чувствовалось, что говоривший хотел успокоить в первую очередь самого себя.
Всего вокруг костра собралось шестеро мужчин. Последним пришел Смиорган — граф Смиорган Лысый из Пурпурных городов. Это был низкий, коренастый мужчина пятидесяти лет, чье покрытое шрамами лицо местами заросло толстой черной щетиной. Его печальные глаза горели тусклым огнем, а сухие узловатые пальцы нервно барабанили по тяжелому эфесу длинного меча. Голова его была напрочь лишена растительности (отсюда и пошло прозвище), а позолоченные доспехи скрывал под собой свободный шерстяной плащ пурпурного цвета.
Смиорган утробным голосом продолжил:
— Своего кузена он не любит. В последнее время он вообще озлоблен на весь мир. Йиркун сидит на Рубиновом Троне, который по закону принадлежит Элрику. Более того, этот негодяй объявил Элрика преступником и предателем. Элрик нуждается в нас, если он хочет вернуть себе трон и невесту. Мы можем доверять ему.
Вы сегодня очень доверчивы, граф,— на губах Яриса наметилась тонкая улыбка,— а это так редко встречается в наши смутные времена. И вот что я хочу сказать... — он запнулся и глубоко вздохнул, обведя взглядом своих товарищей. Его взор перебежал с худосочного Дхармита Джаркорского на Фадана Лормирского, который поджал свои пухлые губы и вперился взглядом в огонь.
- Договаривай, Ярис,— нетерпеливо воскликнул Наклон, вилмирец с аристократическими чертами лица. — Мы все с интересом выслушаем, что ты хочешь сказать, парень. Если, конечно, это действительно стоит нашего внимания.
Ярис покосился на щеголя Жику — тот невежливо зевнул и почесал длинный нос.
— Ну! — Смиорган потерял терпение.— Что там у тебя, Ярис?
— Я хочу сказать, что мы должны выступить прямо сейчас, а не тратить время ради прихоти Элрика! Он посмеивается над нами, сидя в какой-нибудь таверне в ста милях отсюда — или, чего доброго, плетет интриги с Драконьими принцами, советует им, как заманить нас в ловушку. Мы готовились к этому походу несколько лет. У нас слишком мало времени, чтобы нанести удар,— наш флот слишком велик, слишком заметен. Даже если Элрик не предал нас, все равно скоро на восток отправятся шпионы, чтобы предупредить Драконов, что против них выступит многочисленный флот. Выбор прост: или мы становимся обладателями несметных богатств, завоевав крупнейший купеческий город в мире,— или гибнем от рук Драконьих принцев, если упустим момент. Так давайте же не будем выжидать непонятно чего и отдадим команду поднимать паруса, пока наш противник не прознал о наших планах и не вызвал подкрепления!
- Ты всегда был слишком подозрителен к людям, Ярис, — король Вилмира Наклон говорил медленно и осторожно, с нескрываемым пренебрежением разглядывая дерзкого юнца с острыми чертами лица.— Без Элрика мы не можем пройти по каналу, который ведет в секретные порты Имррира. Если Элрик не присоединится к нам, то наша попытка будет бесполезна и с самого начала обречена на провал. Мы нуждаемся в нем. Мы должны дождаться его -или отказаться от нашего плана и разъехаться по домам.
— Я, по крайней мере, хочу рискнуть,— воскликнул Ярис, и в его раскосых глазах блеснула ярость. — Вы стареете — все вы. Богатства завоевываются не осторожностью и предусмотрительностью, а быстрым убийством врага и безрассудной атакой.
— Глупец! — голос Дхармита сотряс стены зала, на которых плясали отблески огня.— И я так говорил в юности — и вскоре после этого потерял прекрасный флот. Знания Элрика плюс немного хитрости — и Имррир будет у нас в руках. Знания и хитрость. А еще — самый мощный флот из всех, бороздивших просторы Драконьего моря с тех пор, как знамена Мелнибонэ стали развеваться во всех государствах Земли. И вот мы собрались вместе — самые могущественные морские владыки в мире. Каждый из нас владеет по крайней мере сотней быстроходных кораблей. Нас уважают и боятся — наши флоты опустошили побережья десятков малых народов. У нас в руках реальная власть! — он сжал пальцы в огромный кулак и помахал им у самого лица Яриса. Его тон стал спокойнее, и он злорадно улыбнулся, прожигая юношу взглядом и, подбирая слова с безукоризненной точностью, продолжил: — Но все это бесполезно — бессмысленно — без той власти, которой владеет Элрик. Вот реальная власть его знаний — или колдовства, если говорить открыто, упоминая это проклятое слово. Его предки знали о лабиринте, который защищает Имррир от нападения с моря. Они — его предки - и передали этот секрет ему. Имррир, Призрачный город, находится в призрачном мире — и будет пребывать там, пока у нас не появится Кормчий, который поможет нам миновать эту коварную преграду и приведет нас в богатую бухту. Нам нужен Элрик — мы все знаем это, и он знает это. Такова правда!
— Подобная уверенность, господа, согревает сердца,— в сочном голосе, который донесся из входа в зал, слышалась ирония. Головы всех шестерых морских королей обернулись к двери.
Уверенность покинула Яриса, как только он встретился глазами с Элриком Мелнибонэйским. Это были глаза старика на прекрасном юном лице с тонкими чертами. Ярис вздрогнул и отвернулся, предпочитая смотреть на яркое пламя камина.
Элрик тепло улыбнулся, когда граф Смиорган положил ему руку на плечо. Между двумя мужчинами существовало что-то вроде дружбы. Остальным четверым Элрик снисходительно кивнул и с гибкой грацией прошествовал к камину. Ярис поспешно отошел в сторону, пропуская его. Элрик был строен, с широкими плечами и узкими бедрами. Длинные волосы, собранные в один пучок заколкой у шеи, ниспадали на одежды южного варвара, в которые он вырядился по неведомым причинам. На нем были надеты длинные, до колена, сапоги из мягкой оленьей кожи, кираса из серебра необычной ковки, клетчатый сине-белый камзол из льна, короткая юбка из алой шерсти и шуршащий плащ зеленого бархата. На бедре покоился рунный меч из черного железа — тот самый наводящий на всех ужас меч, Бурезов, что был выкован неведомыми древними магами.
Этот чудной наряд был безвкусен и криклив и никак не гармонировал с утонченным лицом и руками с длинными тонкими пальцами, хотя Элрик гордо вышагивал в нем, словно хотел подчеркнуть: он не относился ни к какому сообществу и был здесь посторонним, если не сказать — изгоем. Хотя на самом деле Элрику не было нужды облачаться в такое чужеземное одеяние — достаточно было взглянуть на его глаза и кожу, чтобы выделить этого человека из любой толпы.
Элрик, последний принц Мелнибонэ, этот молочно-белый альбинос черпал свою власть из тайного и ужасного источника.
Смиорган вздохнул:
— Ну, Элрик, когда мы двинемся на Имррир?
Элрик пожал плечами:
— Когда угодно, мне все равно. Дайте мне немного времени, чтобы кое-что уладить.
— Завтра? Мы отправимся в путь завтра же? — неуверенным тоном поинтересовался Ярис, внезапно осознавший, что в этом человеке, которого он только что называл трусом, дремлет удивительная сила.
Элрик улыбнулся, заслышав такое заявление из уст юнца.
— Через три дня,— сказал он.— Через три, а может, больше.
— Три дня! Но к тому времени в Имррире обо всем узнают, - подал голос как всегда осторожный толстяк Фадан.
— Я позабочусь о том, чтобы ваш флот не был обнаружен,— пообещал Элрик.— Но сначала мне нужно побывать в Имррире и вернуться обратно.
— Тебе не проделать такой путь за три дня — даже на самом быстром корабле,— Смиорган от удивления даже рот открыл.
— Я буду в Призрачном городе не позднее чем через день,— мягким, но исключавшим всяческие возражения голосом сказал Элрик.
Смиорган пожал плечами:
— Раз ты так говоришь, я верю тебе. Но какой смысл побывать в городе накануне нападения?
У меня есть на то свои печальные основания, граф Смиорган. Но не беспокойтесь — я не предам вас. Я лично возглавлю этот поход, можете не сомневаться,— на его мертвенно-бледное лицо упали зловещие отблески огня, и глаза запылали, как тлеющие угли. Правая рука его тяжело опустилась на эфес рунного меча, а дыхание вдруг стало тяжелым.— Имррир пал духом пять дней назад, и вскоре падет окончательно — навеки! Мне нужно вернуть кое-кому старые долги. Это — единственная причина, по которой я помогаю вам. Как вы знаете, я выставил всего два условия — что вы сровняете город с землей, но при этом не пострадают один мужчина и одна женщина. Я имею в виду моего кузена Йиркуна и его сестру Киморил...
Тонкие губы Яриса пересохли и словно задеревенели. Во многом несдержанные манеры этого юноши объяснялись ранней смертью его отца. Старый морской король умер, сделав новым повелителем своих земель и флотов молодого Яриса. Юноша сомневался, что сможет править таким необъятным королевством, и поэтому всегда старался казаться более уверенным, чем он был на самом деле. Вот и теперь он с умным видом поинтересовался:
— И как же мы спрячем наш флот, лорд Элрик?
Выдержав паузу, мелнибонэец ответил:
— Я спрячу его, обещаю вам. Прямо сейчас пойду и сделаю это - но сначала убедитесь, что все ваши люди покинули корабли. Вы проследите за этим, Смиорган?
— Всенепременно,— прогрохотал коренастый граф.
Они с Элриком покинули зал, оставив в нем союзников. Этих пятерых мужчин, несмотря на то, что в зале было жарко натоплено, пробрала дрожь — они чувствовали нависшую над ними ледяную руку смерти.
—Как он может спрятать такой могучий флот, если даже мы, хоть и знаем этот фьорд как никто другой, не смогли найти для него места? — недоуменно спросил Дхармит из Джаркора.
Никто ему не ответил.
Они ждали, нервы их были напряжены, а огонь в камине тем временем догорел и потух. Наконец вернулся Смиорган и тяжело постучал в толстую дверь. Его окружало облако страха, почти осязаемая аура, а тело била крупная дрожь. Несколько раз он содрогнулся от жутких конвульсий, дыхание его стало прерывистым и захлебывающимся.
— Ну? Что, спрятал Элрик флот? Весь сразу, как и обещал? Что он сделал? — нетерпеливо сыпал вопросами Дхармит, словно не замечая состояния Смиоргана.
— Он спрятал его,— только эти слова и удалось выдавить из себя Смиоргану, да и то слабым, как у больного лихорадкой, голосом.
Ярис подошел ко входу и устремил свой взгляд вдаль, за склоны фьорда, туда, где горело множество походных костров, надеясь рассмотреть силуэты кораблей и их парусного вооружения, но ничего не увидел.
— Ночной туман слишком плотный,— пробормотал он.— Не могу точно сказать, стоят ли наши корабли на якоре во фьорде или нет... — он невольно ахнул, когда из непроницаемого марева появилось белое лицо.— Мои поздравления, лорд Элрик,— запинаясь, произнес он, заметив пот, струившийся по лицу мелнибонэйца.
Элрик шатающейся походкой прошел мимо него к центру зала.
— Вина,— прошептал он.— Я сделал все, что было нужно, и это дорого мне обошлось.
Дхармит принес кувшин крепкого кадсарианского вина и дрожащей рукой щедро налил его в резной деревянный кубок. Затем он, не говоря ни слова, протянул бокал Элрику, который одним махом осушил его до дна.
— А сейчас я буду спать,— объявил Элрик, растягиваясь на кресле и укрываясь зеленым плащом. Он закрыл свои наводящие на всех ужас алые глаза и впал в сон, вызванный предельным истощением.
Фадан метнулся к двери, закрыл ее и задвинул массивный железный засов.
В ту ночь все шестеро заговорщиков почти не спали, а когда утром отодвинули засов и открыли дверь, Элрика в кресле не было. Заговорщики вышли наружу, но туман был настолько густым, что они не могли рассмотреть друг друга, хотя их разделяло не более двух шагов.
Элрик стоял, широко расставив ноги, на узкой полосе галечного берега. Он обернулся, посмотрел на вход во фьорд и увидел, к своему удовлетворению, что туман продолжал сгущаться, хотя он и накрыл только один фьорд, спрятав под собой могучую эскадру. Везде, кроме этого фьорда, погода была прекрасной, а воздух — чистым. Сиявшее над головой зимнее солнце хоть и было бледным, но довольно ярко освещало черные скалы и острые утесы, которых немало было на побережье. Лежащее перед Элриком море равномерно вздымалось и опадало, как грудь спящего водяного великана, серое и чистое, мерцая в лучах холодного зимнего солнца. Элрик задумчиво водил пальцем по выгравированным на эфесе своего меча рунам, не обращая внимания на порывистый северный ветер, который развевал длинные полы темно-зеленого плаща, облеплявшие его высокое худощавое тело.
Альбинос чувствовал себя намного лучше, чем накануне ночью, когда ему пришлось все силы потратить на то, чтобы вызвать такой густой туман. Он неплохо владел чарами, управлявшими силами природы, но у него не было таких запасов жизненной силы, которыми обладали маги-императоры Мелнибонэ, когда те правили этим миром. Предки передали Элрику свои знания, но он не смог унаследовать от них мистическую жизнестойкость, поэтому многие заклинания и секреты оказались бесполезными: у Элрика не было источника энергии, ни в теле, ни в душе. Но несмотря на это, Элрик знал всего лишь одного человека, равного ему по могуществу,— своего кузена Йиркуна.
Элрик крепко сжал рукоять рунного меча, вспомнив о своем двоюродном брате, который дважды обманывал его доверие, и заставил себя сосредоточиться на том, чем он занимался сейчас — на произнесении заклятий, призванных помочь ему добраться до острова Повелителей драконов, единственный город которого — Имррир Прекрасный был целью нападения морских королей.
Вытащенный на берег, лежал крошечный парусный кораблик — личное судно Элрика, выносливое и куда более крепкое и более старое, чем это казалось. Ленивый прибой лизал его деревянные борта, затем забурлил водоворотами — это начался отлив. Элрик понял, что у него осталось совсем мало времени, чтобы заняться необходимым сейчас колдовством.
Тело его напряглось, а ясность мысли померкла, уступая место секретным заклинаниям, всплывающим из глубины души. Покачиваясь, уставившись перед собой невидящим взглядом, Элрик начертал в воздухе магические знаки и затянул что-то монотонное шипящим шепотом. Голос его становился все выше, напоминая донесенный ветром крик возвращающейся с моря чайки; потом он вдруг стал крепчать, вскоре превратившись в дикое завывание, от которого воздух начал дрожать и сотрясаться. Туманные тени стали постепенно приобретать форму, но не замерли на месте, а все сильнее носились вокруг тела Элрика, когда он, с видимым усилием передвигая негнущиеся ноги, двинулся к своему кораблю.
Нечеловеческий вой Элрика настойчиво призывал элементалей Ветра — сильфов бриза, шарнахов, творцов чаек, х'Хааршанов, породителей урагана. Смутные и бесформенные, они клубились вокруг Элрика, пока он просил их о помощи, используя для этого магические слова предков, которые много столетий назад заключили невероятное соглашение с элементалями, заручившись их поддержкой.
Походкой механической игрушки, на все еще окоченевших ногах, Элрик поднялся на борт судна, и его руки отработанными движениями принялись ставить парус. И тут в безмятежном море начала вздыматься гигантская волна, которая поднималась все выше и выше, пока не накрыла суденышко. Сидя на носу корабля, но не видя дальше собственного носа (зрение сейчас надо было обратить внутрь себя), Элрик продолжал тянуть свою жуткую колдовскую песню, а духи Воздуха ударили в парус и понесли корабль над водой. Тот летел быстрее любого смертного судна в мире, под непрекращающиеся оглушительные крики элементалей, и вскоре берег пропал из виду и вокруг было только открытое море.

ГЛАВА ВТОРАЯ
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ, ДРЕВНИЕ СОЮЗНИКИ

Вот так, с помощью демонов Ветра, ставших на время его спутниками, Элрик, последний принц королевской фамилии Мелнибонэ, вернулся в последний город, где правили представители его расы,— последний город и последнее место на Земле, где еще сохранилась мелнибонэйская архитектура. Туманные розовые и бледно-желтые очертания города появились на горизонте спустя всего несколько часов после того, как Элрик покинул фьорд. Только у самых берегов Драконьего острова элементали покинули корабль и вернулись обратно в свои пристанища на самые высокие горные пики в мире. Элрик вышел из транса и словно в первый раз увидел красоту своего города, чьи изящные башни были видны даже с такого далекого расстояния. Город с моря охраняли все еще восхитительные крепостные стены с пятью воротами — входами в один-единственный извилистый лабиринт с высокими стенами, канал которого вел во внутреннюю гавань Имррира.
Элрик не отважился заходить в порт через лабиринт, хотя и знал дорогу прекрасно. Напротив, он решил, что лучше будет пристать к берегу в узком заливе, о котором было известно едва ли не ему одному. Уверенными, отточенными движениями он направил судно к секретной бухточке, скрытой от посторонних глаз густыми кустами с жуткими синими ягодами. Они были ядовиты: от их сока человек сначала слеп, затем медленно, но неотвратимо сходил с ума. Нойдель — так назывались эти ягоды — росли только в Мелнибонэ, как и еще несколько видов редких и смертельно опасных растений.
Светлые, нависшие низко над головой облака медленно плыли по залитому солнцем небу, как тонкие паутинки, подхваченные внезапно налетевшим ветром. Весь мир, казалось, был окрашен только в синие, золотые, зеленые и белые цвета. Элрик, вытаскивая корабль на берег, с удовольствием вдыхал чистый зимний воздух и наслаждался запахом разлагающейся опавшей листвы и гниющего валежника. Где-то неподалеку тявкнула лиса, призывая к себе самца, и Элрик с сожалением отметил, что его чахнущий на глазах народ разучился воспринимать естественную красоту, предпочитая не покидать стен города и проводить большую часть времени в наркотических грезах. Но спал не город, а лишь его не в меру цивилизованные жители. Элрик, чей нос дразнили богатые и чистые природные запахи, был чрезвычайно рад, что отрекся от власти, принадлежавшей ему по праву рождения, и не стал владыкой этого города.
Вместо него на Рубиновый трон Имррира Прекрасного вскарабкался Йиркун, его кузен, который ненавидел Элрика, потому что знал: альбинос, при всей его ненависти к коронам и власти, оставался законным правителем Драконьего острова, а он, Йиркун, был узурпатором, не избранным Элриком на трон, как того требовали традиции Мелнибонэ.
Но были у Элрика и другие, еще более важные причины ненавидеть своего двоюродного брата. Поэтому древней столице, этому последнему осколку великой империи, суждено было пасть. Вскоре вся эта величественная роскошь перестанет существовать, если, конечно, Элрик приведет сюда морских повелителей, и если те смогут победить.
Эти вечные если,..
Элрик шагал по берегу в сторону Имррира, и пока он оставлял за спиной мили мягкого торфа, солнце окрасило землю в бледный коричневато-желтый цвет, а затем и совсем скрылось за горизонтом, уступая место темной безлунной ночи, мрачной и полной зловещих знамений.
Наконец он добрался до города. Имррир застыл темным силуэтом — город фантастического величия, по замыслу и исполнению. Это был старейший город в мире, построенный истинными художниками. Он воспринимался скорее как произведение искусства, чем как простое скопище зданий, но Элрик знал, что нищета поразила не одну узкую улочку, а правители Имррира оставили множество башен пустыми и незаселенными, лишь бы не пустить туда простолюдинов. Повелителей драконов осталось всего несколько человек. Немногие могли похвастаться, что в их жилах течет мелнибонэйская кровь.
Построенный так, чтобы повторять все неровности земли, город гармонично вписывался в ландшафт, и извилистые закрученные улицы вели к вершине холма, на котором стоял замок — высокий и горделивый, со множеством башенок и шпилей. Последнее произведение искусства, венец творчества древних, теперь уже забытых всеми мастеров. Но Имррир Прекрасный не рождал звуков жизни — лишь навевающее сон чувство запустения. Город спал — спали и повелители драконов, и их наложницы, и их рабы. Им снились навеянные наркотиками сны о величии и невероятном ужасе, в то время как остальные жители, заслышав сигнал, возвещающий начало комендантского часа, падали на жесткие матрасы и молились о том, чтобы им ничего не снилось.
Элрик, держа руку наготове у эфеса меча, проскользнул сквозь неохраняемые ворота в городской стене и стал осторожно продвигаться по неосвещенным кривым улицам. Он шел вверх по холму, к громадине дворца Йиркуна.
Время от времени, когда Элрик слышал звук шагов, ему приходилось нырять туда, где тень была еще гуще, пережидая, пока мимо не пройдут стражники, ревностно следившие за тем, чтобы никто не осмелился нарушать комендантский час. Ветер со вздохами гулял по пустым залам Драконьих башен, но иногда из одной башни доносился смех. Там горел яркий свет факелов, а по стенам скользили странные, пугающе изменчивые тени. Иногда ночную тишину пронзали холодившие кровь вопли и душераздирающие предсмертные крики — это умирали в жуткой агонии жалкие рабы, чтобы доставить грязное удовольствие своим извращенным хозяевам.
Но все эти зловещие звуки и ночная тьма не лишили мужества Элрика. Напротив, ему это нравилось. Ведь он был мелнибонэйцем — законным правителем города, если только он решит вернуть себе власть над королевством,— и хотя он ощущал смутное стремление странствовать и предаваться не столь утонченным удовольствиям внешнего мира, у него за спиной было десять тысяч лет жестокой, яркой и злобной культуры. Пульс предков все еще был силен в его ослабевших венах.
Элрик нетерпеливо постучал в тяжелую дверь из черного дерева. Он благополучно пробрался во дворец и теперь стоял на маленьком крыльце бокового входа, осторожно озираясь по сторонам: он знал, что Йиркун отдал охранникам приказ убить своего кузена, как только тот появится в Имррире.
По ту сторону скрипнул засов, и дверь бесшумно открылась внутрь. На Элрика уставилось тонкое, все в шрамах, лицо.
— Неужели это наш король? — прошептал мужчина, напряженно вглядываясь в ночную мглу. Это был высокий, невероятно худой человек с длинными, узловатыми скрюченными конечностями. Он неуклюже передвинул ноги, шагнув вперед, и вонзил взгляд своих глаз-бусинок в Элрика.
— Это принц Элрик,— сказал альбинос.— Неужели ты забыл, Перекрут, мой друг, что на Рубиновом троне восседает новый король?.
Перекрут покачал головой, и на его лицо упали редкие пряди волос. Нервным движением он откинул их назад и отошел в сторону, пропуская Элрика внутрь.
— У Драконьего острова только один король, и его зовут Элрик, какой бы узурпатор ни захватил его трон.
Элрик пропустил эту фразу мимо ушей, затем еле заметно улыбнулся и подождал, пока старик не задвинул засов обратно.
— Она все еще спит, господин,— прошамкал Перекрут, поднимаясь по лестнице.
- Я так и думал,— ответил следовавший за ним Элрик. — Я никогда не умалял успехов моего кузена в магии. Дальше двое мужчин поднимались молча, пока наконец не достигли коридора, освещенного пляшущими огнями факела. От мраморных стен отражались его отблески, в которых Элрик, спрятавшийся за колонной, разглядел массивного лучника (по виду — явно евнуха), охранявшего вход в интересовавшую его комнату. Стражник не спал на посту и был настороже. Это был немолодой лысый толстяк, затянутый в темно-синие блестящие доспехи. Руку он держал на тетиве короткого костяного лука, где уже была приготовлена тонкая стрела. Элрик понял, что перед ним один из лучших евнухов-лучников, боец Тихой стражи, одного из любимых подразделений Элрика.
Перекрут, который обучал юного Элрика искусству фехтования и стрельбы из лука, знал о существовании стражника и приготовился ко встрече с ним. Он заранее припрятал лук за одной из колонн, так что теперь оставалось только достать его, припав на одно колено, и пустить стрелу. Старик вложил стрелу в тетиву, натянул лук, прицелился, закрыв левый глаз, и выстрелил в евнуха — как раз когда тот обернулся и посмотрел на него. Стрела пролетела мимо. Она со звоном отскочила от латного воротника стражника и беззвучно упала на крытый тростником пол.
И тут за дело взялся Элрик. Он действовал молниеносно: метнулся вперед, держа перед собой рунный меч, ощущая исходившие от него волны неведомой мощи. Меч, Бурезов, со свистом описал дугу, и черная сталь разрезала костяной лук, которым евнух надеялся защититься от удара. Страж начал громко пыхтеть, и его тонкие губы увлажнились, он вдохнул полную грудь воздуха, чтобы закричать. Когда несчастный открыл рот, Элрик увидел то, что ожидал,— мужчина был безъязык и нем. Евнух выхватил свой короткий меч и умудрился парировать следующий удар Элрика. Посыпались искры, и рунный меч вгрызся в остро заточенный клинок стража. Тот зашатался и упал под напором колдовского меча, который, казалось, жил собственной жизнью. Звон металла эхом разносился по узкому коридору, и Элрик проклял судьбу, заставившую евнуха обернуться в решающий момент. Решительно и безжалостно он сокрушил неуклюжую защиту стража.
Евнух увидел лишь смутный силуэт своего противника за черным, слившимся в единое пятно, мечом. Клинок казался таким легким, хотя и был в два раза длиннее меча охранника. Страж отчаянно пытался понять, кто атаковал его, и в какой-то момент ему показалось, что он узнал лицо, но уже в следующую секунду его глаза заволокла красная пелена, затем на лице его отразились муки агонии, и он с философским спокойствием — всем евнухам присуща некоторая доля фатализма — понял, что умирает.
Элрик наклонился над поверженным телом жирного евнуха и вытащил меч из проломленного черепа трупа. Затем вытер кровь и мозги о плащ своего недавнего противника. Перекрут предусмотрительно удалился. До Элрика доносился лишь топот его сандалий, он устремился вниз по ступеням. Альбинос толкнул дверь и вошел в комнату, освещенную двумя свечами, стоявшими по сторонам широкой, богато украшенной вышивкой кровати. Он подошел к ложу и посмотрел на лежащую там девушку с волосами цвета воронова крыла.
Губы Элрика задрожали, а в уголках пугающих красных глаз показались слезы. Он и сам весь трясся, когда вкладывал меч обратно в ножны и запирал дверь на засов. Затем он вернулся к изголовью кровати и преклонил колена перед спящей девушкой. Ее черты были такими же утонченными, как у Элрика, и лицо — примерно той же формы, но была в нем какая-то неуловимая совершенная красота. Дыхание девушки было неглубоким, и становилось ясно, что сон ее навеян не усталостью, а злыми чарами ее собственного брата.
Элрик нежно взял тонкую руку с длинными пальцами и прижал ее к своим губам.
— Киморил,— прошептал Элрик, и сладкие судороги волной прокатились по его телу.— Киморил, проснись.
Девушка не пошевелилась. Ее дыхание осталось прерывистым, а глаза — закрытыми. Белое лицо Элрика перекосилось, а в глазах блеснул дикий огонек. Тело содрогнулось от ужасной ярости. Он крепко сжимал руку, такую вялую и безвольную, словно у трупа; сжимал ее до тех пор, пока не заставил себя ослабить хватку, испугавшись, что может сломать эти тонкие пальчики.
В коридоре раздались громкие крики, и в дверь начали ломиться солдаты.
Элрик положил руку обратно на грудь девушке и поднялся, непонимающим взглядом уставившись на дверь.
Резкий, холодный голос заставил солдат замолчать.
— Что происходит? Неужели кто-то попытался проникнуть к моей спящей сестре?
— Йиркун, адское отродье,— прошептал себе под нос Элрик.
Солдаты что-то невнятно промямлили, и Йиркун еще сильнее повысил голос, прильнув к двери:
— Ты, кто бы там ни был! Ты умрешь тысячу раз подряд, когда будешь пойман. Бежать тебе некуда. Если моей любимой сестре будет причинен хоть какой-нибудь вред — ты не умрешь никогда, это обещаю тебе я, Йиркун. И ты будешь умолять своих богов ниспослать тебе смерть как избавление от страшных страданий.
— Йиркун, презренный болтун,— как можешь ты запугивать того, кто равен тебе по силам? Это я, Элрик — твой господин. Возвращайся в свою кроличью нору, пока я не обрушил на тебя все злые силы, какие только есть на земле, под ней и над ней.
Йиркун деланно расхохотался:
— Значит, ты вернулся, чтобы разбудить мою сестру? Любая попытка сделать это только убьет ее — пошлет ее душу на самый последний круг ада. И ты сможешь последовать за ней — я не против!
— Клянусь шестью грудями Арнары — это тебе в скором времени предстоит пройти сквозь тысячу смертей.
Довольно! — выкрикнул Йиркун.— Солдаты! Я приказываю вам выломать дверь и взять предателя живым. Элрик! Есть две вещи, которыми тебе никогда не завладеть. Это любовь моей сестры и Рубиновый трон. Делай что угодно — тебе отпущено не так много времени. Прежде чем ты падешь ниц передо мной и будешь умолять избавить твою душу от агонии!
Элрик пропустил мимо ушей эти угрозы Йиркуна и посмотрел на узкое окно комнаты. В него мог протиснуться мужчина средней комплекции. Альбинос нагнулся и поцеловал Киморил в губы, затем подошел к двери и молча отодвинул засов.
Раздался грохот — это солдат с разбега налетел на дверь. Та распахнулась, и воин споткнулся и повалился на пол лицом вниз. Элрик выхватил меч, высоко поднял его и рубанул солдата по шее. Голова слетела с плеч воина, и Элрик громким утробным голосом воззвал:
— Ариох! Ариох! Я даю тебе кровь и души — только помоги мне сейчас! Этого человека отдаю я тебе, всемогущий Король Ада,— помоги своему слуге, Элрику Мелнибонэйскому!
В комнату ввалились три солдата. Элрик атаковал первого и одним ударом снес половину его лица. Бедняга издал душераздирающий вопль.
— Ариох, Владыка тьмы — я даю тебе кровь и души. Помоги мне, Князь Зла!
В дальнем углу темной комнаты начал сгущаться и приобретать очертания черный туман. Но солдаты все напирали, и Элрику становилось все сложнее сдерживать их.
Он продолжал выкрикивать имя Ариоха, Владыки Ада беспрерывно и почти бессознательно, а его теснили в угол все новые воины. Стоявший за ними Йиркун в гневе выкрикивал команды, приказывая своим людям захватить Элрика живым. Это давало Элрику некоторое преимущество. Его рунный меч сиял странным черным светом и со свистом, от которого закладывало уши, разрезал воздух. Вскоре на полу комнаты валялось еще два трупа, и их кровь впитывалась в мягкие ковры.
Кровь и души отдаю я повелителю своему Ариоху! Черный туман в углу разросся и начал принимать форму. Элрик бросил короткий взгляд в ту сторону, и несмотря на то, что ему с детства был привычен порожденный адским злом страх, содрогнулся. Теперь воины повернулись к бурлящим клубам тумана спиной, а Элрик стоял у окна. Аморфная масса — отвратительное воплощение переменчивого бога-покровителя Элрика — еще больше раздалась в размере, и вот уже Элрик смог угадать его невероятные, непривычные человеческому взору черты. Желчь заполнила рот Элрика, когда он стал толкать солдат к твари, волнами продвигавшейся вперед.
И вдруг солдаты почувствовали, что у них за спиной что-то есть. Они обернулись — все четверо — и как один, издали дикий крик, когда черный ужас сделал последний бросок и поглотил их. Ариох навис над ними, высасывая души. Затем кости воинов начали медленно сгибаться и трещать, а мужчины, продолжая отчаянно вопить, повалились на пол, словно отвратительные беспозвоночные твари. Их позвоночники были сломаны, но они все еще были живы. Элрик отвернулся от этого мерзкого зрелища, в первый раз радуясь, что Киморил спит, и запрыгнул на подоконник. Одного взгляда вниз было достаточно, чтобы понять: этот путь к отступлению был отрезан. От земли его отделяло несколько сот футов. Он бросился к двери, где Йиркун с выпученными от ужаса глазами пытался прогнать Ариоха прочь. Владыка Тьмы медленно таял. Элрик пронесся мимо своего кузена, бросил прощальный взгляд на Киморил, затем побежал обратно, тем же путем, как пришел, шлепая по залитому кровью полу. Перекрут встретил его на лестнице:
— Что случилось, король Элрик,— что там такое?
Элрик схватил Перекрута за худое плечо и заставил его спуститься вниз по лестнице.
— Нет времени,— бросил он,— мы должны поспешить, пока Йиркун разбирается со своими неотложными дела ми. Через пять дней Имррир перевернет новую страницу своей истории. Возможно, она станет последней. Я хочу быть уверенным, что с Киморил ничего не случится. Ты понял?
— Да, повелитель, но....
Они дошли до двери. Перекрут отодвинул засов и распахнул ее.
— У меня не осталось времени на лишние разговоры. Мне нужно бежать, пока это возможно. Я вернусь через пять дней — с товарищами. Когда придет время, ты поймешь, что я имею в виду. Перенеси Киморил в Башню Д'а'рпутна и жди меня там.
И Элрик растворился в ночной мгле, бесшумно переступая, и только крики умирающих оглашали тишину.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
МЕСТЬ. ИЗМЕНА. ВОЗМЕЗДИЕ

Элрик стоял на носу флагманского корабля графа Смиоргана, храня мрачное молчание. После возвращения во фьорд и во время перехода флота в открытом море он ничего не говорил, не считая того, что отдавал немногословные приказы. Повелители морей шептались меж собой, что великая ярость поглотила Элрика и терзает ему душу, делая его опасным как для противников, так и для друзей. Даже граф Смиорган избегал встречи с мрачным альбиносом.
Носы кораблей вспарывали морскую гладь, устремляясь на восток. Море было черным, а волны — яркими, и легкие корабли плясали на поверхности, словно тени огромной морской птицы. Более пятисот кораблей бороздили океан — все схожих очертаний, длинные и узкие, отличавшиеся скорее скоростью, чем боеспособностью, поскольку применялись они для патрулирования прибрежных вод и торговли. На паруса падали лучи бледного солнца, выделяя на темно-сером фоне яркие блики оранжевого, синего, черного, пурпурного, красного, желтого, светло-зеленого и белого. На каждом корабле было не менее шестнадцати гребцов, и каждый из них был бойцом. Команды кораблей состояли также из воинов, которым предстояло атаковать Имррир,— всем поневоле пришлось стать воинами: морские державы были малонаселенными и каждый год теряли сотни человек в регулярных рейдах.
В центре могучей флотилии плыли крупные боевые корабли. Они несли на своих бортах гигантские катапульты, которые предназначались для обстрела морских стен Имррира. Граф Смиорган и другие повелители морей с гордостью смотрели на свои корабли. Элрик же, напротив, устремил свой взгляд вперед. Он не спал, но почти не двигался, подставив бледное лицо навстречу холодным ветрам и соленым брызгам, не выпуская из руки эфес меча.
Корабли упрямо продвигались на восток, приближаясь к Драконьему острову и фантастическому богатству — или адскому ужасу. Гонимые судьбой, они непреклонно двигались вперед, и весла вздымались в унисон, и паруса раздувались на добром ветру, пружиня, как набитые едой животы.
Все дальше плыли они, приближаясь к Имрриру Прекрасному, к грабежу и разорению старейшего города мира. Через два дня после того, как флот вышел из фьорда, вдали показался берег Драконьего острова, и плеск весел сменился звоном оружия — могучий флот готовился к выполнению задачи, которую любой здравомыслящий человек счел бы невозможной.
С корабля на корабль криками передавались команды, и флот начал перестраиваться в боевой порядок. Паруса свернули, и весла еще громче заскрипели в уключинах, приближая массивные корабли к заветной цели.
День был прекрасный — ясный и свежий, но на лицах всех воинов — от повелителя морей до простого гребца -читалось напряжение. Все задумались о ближайшем будущем и о том, что оно принесет. Корабли, украшенные изображениями высунувших жала змей, повернули на громадный камень, который перегородил первый вход в гавань.
Он был не менее ста футов в высоту, и на нем возвышалось несколько башен. Они явно были построены не просто для красоты, как кружевные шпили города, что виднелись за ними. Лишь имррирским судам было позволено проходить сквозь гигантские ворота в каменной стене, и маршрут прохода по лабиринту — даже точное место входа в него — был самым тщательно охраняемым секретом Призрачного города.
На морской стене, которая угрожающе высилась над флотом, изумленные воины бросились на боевые посты. Для них угроза атаки казалась просто немыслимой, но им пришлось поверить в то, что они видели собственными глазами: крупный флот, больше всех когда-либо виданных на свете, выступил против Имррира Прекрасного! Воины спешили подготовиться к бою — раздавалось шуршание желтых плащей, звяканье бронзовых доспехов — но двигались они как-то неохотно, словно не веря в реальность происходящего. Они шли к бойницам с чувством обреченности, понимая, что даже если корабли никогда не войдут в сам лабиринт, то им, охранникам, все равно уже не увидеть своими глазами как разгромят нападавших.
Дэйвис, командир защитников Имррира, был натурой утонченной, любил жизнь и удовольствия, которые она дарила. Он был высокомерен и красив: бородка клинышком, узкая полоска усов. Дэйвису были к лицу бронзовые доспехи и шлем с высоким плюмажем. Умирать ему совсем не хотелось. Он выкрикивал краткие команды своим людям, и они выполняли приказы с отработанной точностью. Он с напряжением вслушивался в крики с далеких кораблей и ломал голову над тем, каким будет первый шаг нападавших. Долго ждать ответа на этот вопрос ему не пришлось.
Катапульта одного из ведущих кораблей с резким скрипом разогнулась, и вверх взмыл огромный камень, который медленно, словно нехотя, переворачиваясь в воздухе, устремился к стене.
Сглотнув застрявший в горле ком, Дэйвис попытался унять дрожь в голосе, приказывая своей катапульте открыть ответный огонь. Со звоном лопнула перерубленная веревка, удерживавшая рычаг катапульты, и в сторону вражеского флота полетело ответное железное ядро. Столь плотным было скопление кораблей, что снаряд не мог промахнуться — он угодил в середину флагманского корабля Дхармита Джаркорского, проламывая деревянные палубы и переборки. В считанные секунды под крики покалеченных и тонущих людей корабль ушел под воду вместе с Дхармитом. Некоторые люди из команды были подобраны на борт других судов, но раненых спасать никто не стал, и они утонули.
Выстрелила еще одна катапульта, и на этот раз была поражена башня, полная лучников. Раскрошенный камень посыпался во все стороны, и тот, кто уцелел после попадания снаряда, с отчаянными криками полетел в бурлящее море, омывающее защитную стену. Взбешенные смертью своих товарищей по оружию, имррирские лучники ответили дождем смертоносных тонких стрел, направленных в скопище врага. Но нападавшие встретили его дружным залпом, затем — еще одним, и вскоре на стене осталась лишь горстка защитников, тающая под ударами камней, выпущенных из корабельных катапульт. Эти снаряды сокрушили единственную метательную машину защитников, а также разрушили большой участок стены и несколько башен.
Дэйвис был все еще жив, хотя вся его желтая туника была в крови, а из левого плеча торчал обломок стрелы. Он все еще был жив, когда первый таранный корабль на полном ходу врезался в массивные деревянные ворота, ослабляя и расшатывая их. Рядом с ним ударил еще один корабль, и они проломили ворота насквозь и плавно пропыли внутрь лабиринта. Видимо, этот неописуемый ужас (ведь на его глазах рухнули самые, казалось, незыблемые традиции) заставил Дэйвиса потерять равновесие и с отчаянными воплями сорваться вниз с края стены, чтобы разбить голову о палубу флагманского корабля графа Смиоргана, который триумфально проплыл под сводами разрушенных ворот.
Таранные корабли направились к судну Смиоргана, чтобы следовать за ним,— Элрик должен был провести флот по лабиринту. Перед ними высились пять высоких входов в него — черные разверстые пасти, совершенно одинаковые как по форме, так и по размеру. Элрик молча указал на третий слева, и гребцы короткими рывками направили корабль к темному зеву ворот. Несколько минут плыли в темноте.
— Факелы! — крикнул Элрик.— Зажигайте факелы!
Факелы уже были готовы. Оставалось только зажечь их. Когда это было сделано, все увидели, что они находятся в просторном тоннеле, который был вырезан в природном нагромождении скал и изгибался под немыслимыми углами.
— Сомкните ряды,— приказал Элрик, и его слова были десятки раз повторены эхом, отразившимся от каменных сводов огромной пещеры. В пляшущем свете факелов, чьи длинные языки пламени тянулись к мрачному своду лабиринта, лицо Элрика превратилось в маску из пятен тени и света. Стоявшие за ним люди вполголоса шептали слова, навеянные страхом. Когда в лабиринт стали входить следующие корабли и их команды зажгли свои факелы, Элрик увидел, что пламя некоторых из них колеблется — это люди тряслись от суеверного страха. Элрик и сам ощутил некоторое беспокойство, и когда на его глаза упал свет факела, в них блеснул лихорадочный огонек.
С ужасающей монотонностью весла несли корабли вперед, пока тоннель не расширился и взору не открылось еще несколько пещер.
— Центральный вход,— бросил Элрик. Кормчий кивнул и направил корабль к тому входу, на который указал Элрик. Если не считать нескольких сдавленных возгласов
удивления или ужаса, а также равномерного плеска весел, в высокой пещере стояла зловещая, гнетущая тишина.
Элрик посмотрел вниз, на темную холодную воду, и содрогнулся. Вскоре они снова выплыли на солнечный свет, и люди задрали головы, изумленно созерцая окружавшие их высокие стены. На этих стенах заняли боевые позиции одетые в желтые одежды и бронзовые доспехи лучники. Когда корабль графа Смиоргана вынырнул из пещеры и пламя ненужных теперь факелов затрепетало на морозном воздухе, со стен узкого каньона обрушилась лавина стрел, пронзающих руки, ноги и тела людей.
— Быстрее! — воскликнул Элрик.— Гребите быстрее! Скорость — наше единственное оружие.
Гребцы с нечеловеческой энергией и упорством налегли на длинные весла, и корабли стали набирать скорость, хотя стрелы имррирцев собрали жестокую дань с команды завоевателей.
Теперь канал с высокими стенами шел прямо, и впереди показались гавани Имррира.
— Быстрее! Быстрее! Наша цель уже видна!
И вот корабль вдруг вырвался из узкого протока и оказался в спокойных водах гавани. Встречали его несколько рядов солдат, выстроившихся на пристани. Корабль остановился, ожидая, пока из лабиринта выйдет подкрепление. Когда из канала появилось двадцать кораблей, Элрик дал команду атаковать пристань и, издав боевой клич, выхватил рунный меч, который, казалось, сам вырвался из ножен. Правый борт флагмана прижался к пристани и сразу же ощетинился сотнями вонзившихся в него стрел противника. Они свистели и вокруг Элрика, но он был словно оговоренный. На нем не было ни единой царапины, когда он повел за собой отряд завоевателей, выкрикивавших воинственный клич. Передний ряд лучников расступился, и путь разбойникам преградили воины. Несмотря на то что они были вооружены боевыми топорами, их боевой дух был крайне низок: происходящее казалось им столь невероятным, что сбивало с толку.
Черный меч Элрика с яростной силой обрушился на горло переднего солдата, снеся тому голову. Отведавший свежей крови меч демонически взвыл и едва не вырвался из рук хозяина, бросаясь вперед, на поиски новой жертвы. На бесцветных губах альбиноса появилась твердая мрачная улыбка, а глаза его превратились в две узкие щели, когда он начал разить воинов противника без разбору и без жалости.
Пусть дальше сражаются те, кого он привел за собой в Имррир, потому что самому Элрику предстояло заняться иными делами — и немедленно. За спинами солдат в желтых одеяниях высились прекрасные башни Имррира, окрашенные в нежные искрящиеся тона — кораллово-розовые и молочно-белые, золотистые и бледно-желтые, светло-зеленые и небесно-голубые. Одна из этих башен и была целью Элрика — башня Д'а'рпутна, где он приказал Пере-кругу спрятать Киморил, зная, что во всеобщей суматохе это было возможно.
Элрик прорубил путь среди тех, кто пытался задержать его, оставляя за собой кровавый след. Рунный меч с диким ноем вбирал в себя души поверженных воинов.
И вот Элрик вырвался с поля боя, бросив противника на растерзание ярким мечам своих союзников-завоевателей, заполонивших набережную, и побежал по извилистым улочкам, разя мечом всех, кто пытался остановить его.
Словно вампир, летел он по городу: бледное лицо, разорванная в клочья окровавленная одежда, доспехи во вмятм нах и царапинах. Не снижая скорости, несся он по брус чатке, пока наконец не очутился у стройной башни, окра шенной в мутно-голубой и нежно-золотой цвета,— Башни Д'а'рпутны. Дверь открыта, значит, кто-то был внутри, и Элрик не раздумывая ринулся внутрь, в просторный зал на первом этаже. Никто не приветствовал, но никто и не останавливал его.
— Перекрут! — взревел альбинос так, что ушам его стало больно от звука собственного голоса.— Перекрут! Ты здесь? — он помчался по лестнице, перепрыгивая через ступени, выкрикивая имя слуги. На четвертом этаже он вдруг остановился, услышав тихий стон, доносившийся из одной комнаты.— Перекрут, это ты?
Элрик побежал к комнате, откуда раздавались сдавленные вздохи. Распахнув дверь, он схватился за живот — его желудок содрогнулся от спазмов, потому что старик-слуга лежал на полу в луже крови, тщетно пытаясь унять струю, бьющую из огромной раны в боку.
— Что стряслось? Где Киморил?
Морщинистое лицо Перекрута исказилось от боли и горя:
— Она… я... я перенес ее сюда, господин, как вы и приказали, но... — Перекрут закашлялся, и по его высохшему подбородку побежала струйка крови,— ...но принц Йиркун... он... он напал на меня... наверное, следил за нами. Он... ранил меня и забрал Киморил с собой. Сказал... что в безопасное место — в Башню Б'ааль'незбетт. Господин... это я виноват...
А кто же еще! — взбешенно воскликнул Элрик. За тем его тон стал мягче.— Не переживай, мой старый друг, я отомщу и за тебя, и за себя. Теперь, когда я знаю, где Йиркун спрятал Киморил, я смогу найти ее. Спасибо тебе за все, Перекрут, и пусть твое долгое путешествие по длинной реке пройдет гладко.
Элрик порывисто развернулся на пятках и выскочил из комнаты, сбежал по лестнице и снова очутился на улице.
Башня Б'ааль'незбетт была самой высокой башней королевского дворца. Элрик прекрасно знал ее — именно там его предки изучали черную магию и проводили ужасные эксперименты. Он содрогнулся от одной мысли о том, что Йиркун мог сделать со своей сестрой.
Улицы города казались пустынными и непривычно тихими, но у Элрика не было времени задумываться над причиной этого. Он просто примчался ко дворцу и увидел, что главные ворота, как и парадный вход в него, никем не охраняются. Все это казалось невероятным, но Элрику было только на руку — он бежал по знакомым с детства дорожкам к высящейся над всем дворцом башне.
Наконец он добрался до двери из мерцающего прозрачного стекла, на которой не было не засова, ни ручки. Элрик нанес бешеный удар по прозрачной двери своим магическим мечом, но матовая завеса лишь прогнулась и снова вернулась в исходное положение, как вязкий мед. Последующие удары не смогли разбить ее.
Элрик переворошил все дальние уголки памяти в поисках одного-единственного волшебного слова, которое могло открыть эту дверь. Он не рискнул впадать в транс, во время которого через некоторое время нужное слово само всплыло бы из глубин памяти. Вместо этого пришлось перерыть все подсознание, чтобы это слово перекочевало оттуда на уста. Это было опасно, но выбора практически не оставалось. Все его тело начало трястись, лицо перекосилось. Слово зародилось на голосовых связках и слетело с губ одновременно с мощным выдохом.
Итак, он прокашлял слово-заклинание, и все его тело (равно как и сознание) пронзила волна боли. Оправившись от секундного потрясения, Элрик крикнул:
— Я приказываю тебе — откройся!
Элрик знал, что, как только дверь откроется, Йиркун узнает о том, что явился его кузен, но ему пришлось пойти на риск. Кристалл стал разрастаться, пульсируя и бурля, затем начал вытекать наружу. Вернее, он вытекал в никуда, в небытие, попадая куда-то за рамки материальной Вселенной и времени. Элрик облегченно выдохнул и вошел в Башню Б'ааль'незбетт. Но теперь уже жуткий огонь — от него мороз по коже подирал и мысли неслись в разные стороны — лизал тело Элрика, когда он бежал по ступенькам в главный зал. Ему вслед неслась странная музыка, зловещая музыка, которая билась в ритме и рыдала, эхом отдаваясь в голове Элрика.
Почувствовав на себе хищный взгляд, Элрик поднял голову и увидел Йиркуна — тот держал в руке черный рунный меч, сродни его мечу, Бурезову.
— Адское отродье! — тихо, устало сказал Элрик.— Как я посмотрю, ты снова с Злотворцем. Что ж, давай проверим, чего он стоит против своего брата. Я пришел, чтобы убить тебя, кузен.
Бурезов начал издавать тихие стоны, всхлипывая на фоне кричащей неземной музыки, которая сопровождала ледяной огонь, лижущий ноги. Рунный меч вырывался из рук Элрика, который с трудом контролировал свой клинок. Собрав все свои силы, альбинос перепрыгнул через несколько последних ступенек, отделявших его от Йиркуна, и обрушил на кузена дикий удар. За языками ужасного огня закипела желтовато-зеленая лава, окружавшая двоюродных братьев со всех сторон, снизу и сверху. Теперь они покинули Землю и были вне времени и вне пространства, лицом к лицу в последней битве. Лава начала сжиматься, поглощая пламя.
Два клинка встретились, и раздался оглушительный вой. Вся правая рука Элрика ненадолго онемела, затем в нее словно вонзились тысячу иголок. Элрик чувствовал себя марионеткой в чужих руках. Он больше не был хозяином себе — его меч решал, что делать. Клинок, ведя за собой Элрика, обогнул подставленный под удар меч Йиркуна и оставил глубокую рану на его левой руке. Тот взвыл, а глаза его округлились от боли. Злотворец нанес Бурезову ответный удар, ранив Элрика в то самое место, куда он только что ударил кузена. Йиркун рассмеялся — расхохотался, как жуткий демон из самого последнего круга ада. Наконец, хладнокровие Йиркуна было сломлено, и теперь Элрик получил преимущество. Но жуткие чары, наведенные на альбиноса двоюродным братом, все еще давали о себе знать. Элрик чувствовал себя так, словно его зажал в кулаке невидимый гигант, сдавливающий его все сильнее по мере того, как он наступал на Йиркуна, из раны которого сочилась кровь — несколько брызг попали на Элрика. Лава медленно расступалась, и вот уже Элрик увидел вход в главный зал. Позади кузена кто-то пошевелился. Элрик затаил дыхание. Это проснулась Киморил, закричав что-то с выражением неописуемого ужаса на лице.
Бурезов описал пологую петлю и отбил клинок Йиркуна. Защита узурпатора была сломлена,
- Элрик! — отчаянно крикнула Киморил.— Спаси меня — спаси меня сейчас же, иначе мы обречены на вечные муки!
Элрик был озадачен словами девушки. Он не мог понять, что она хочет этим сказать. Он с дикой яростью погнал Йиркуна вверх по лестнице.
— Элрик, убери свой меч. Вложи его в ножны, иначе мы с тобой будем снова разлучены.
Но даже если бы Элрик и смог обуздать свистящий клинок, он не стал бы убирать его в ножны.
Стенания Киморил слились в протяжный вой, но Элрик ничего не мог поделать. Бестолковое слабоумное создание — Йиркун Имррирский повернулся в своей сестре и хитро посмотрел на нее. Злобно хихикнув, он протянул к Киморил трясущуюся руку и схватил ее за плечо. Она попыталась вырваться, но Йиркун все еще обладал дьявольской силой. Воспользовавшись замешательством противника, Элрик вонзил свой меч глубоко в тело Йиркуна, почти перерубив туловище пополам.
Невероятно, но Йиркун не умер сразу, почерпнув жизненную силу из клинка, который как раз отбивал следующий удар рунного меча Элрика. Последним движением в своей грешной жизни Йиркун бросил Киморил вперед, и она с душераздирающим криком налетела на острие меча Элрика.
Затем Йиркун издал предсмертный хрипящий вздох, и его черная душа с воем улетела в ад.
Башня вернулась в свое прежнее состояние, огонь и лава исчезли. Элрик стоял в полном оцепенении, неспособный привести свои мысли и чувства в порядок. Он опустил взгляд на мертвые тела брата и сестры. Сначала он видел перед собой просто трупы — мужской и женский.
Затем его просветлевший мозг осознал горькую правду, и он издал протяжный животный стон. Он убил свою любимую, свою нареченную. Рунный меч, окрашенный кровью Киморил, выпал из его руки и со звоном покатился вниз по лестнице. Не сдерживая слез, Элрик опустился на колени рядом с поверженной девушкой и поднял ее на руки.
— Киморил,— простонал он, трясясь всем телом.— Киморил — я убил тебя!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ОСОЗНАНА ТЕМНАЯ СВЯЗЬ

Элрик обернулся и, посмотрев на ревущие, кипящие, рассыпающиеся, объятые пожарами развалины Имррира, приказал взмокшим от пота гребцам прибавить скорости. Корабль, со все еще не поднятыми парусами, упрямо боролся со встречным ветром, таким сильным, что Элрику пришлось вцепиться в какой-то поручень, чтобы его не снесло за борт. Он смотрел на Имррир и чувствовал, как к горлу подкатывает ком. Теперь он был лишен своих корней, превратился в отступника и убийцу любимой женщины, хоть это и получилось случайно. Он потерял свою единственную, ослепленный жаждой мести. Теперь все было позади — и все было кончено. Он не видел перед собой никакого будущего, потому что все его помыслы были связаны с прошлым, а теперь, благодаря его же стараниям, это прошлое превратилось в дымящиеся руины. Грудь разрывалась от желания разрыдаться, и Элрик еще сильнее вцепился в поручень.
Его мысли снова и снова невольно возвращались к Киморил. Он вспоминал, как бережно уложил ее тело на кушетку, а затем поджег башню. После чего благополучно вернулся к нападавшим, и они вместе пробились к кораблям, уже набитым под завязку награбленным добром и рабынями, по пути с ликованием поджигая высокие прекрасные здания Имррира.
Это Элрик стал причиной разрушения последнего материального воплощения грандиозной и процветающей Сияющей Империи, величайшей из всех когда-либо существовавших. И вот теперь его не покидало чувство, что большая часть его «я» бесследно исчезла вместе с этим городом.
Элрик смотрел на Имррир, и вдруг безысходная грусть навалилась на его сердце — это рухнула, превратившись в груду обломков и облако пыли, еще одна башня Имррира, прекрасная и утонченная, как кружевная ткань.
Это он вдребезги разнес последний великий памятник древней расы — его собственной расы. Возможно, люди когда-нибудь вновь научатся строить прочные и изящные башни, вроде тех, что еще недавно были в Имррире, но сейчас эти знания умирали в грохочущем хаосе падения Призрачного города и вымирающей расы Мелнибонэ.
Но где же Повелители драконов? Ни один из их золотых кораблей не встретился разорявшим город бандитам — только пехотинцы защищали Имррир. УЖ не спрятали ли они свои корабли в каком-нибудь тайном заливчике и не убежали ли в глубь острова, пока нападавшие грабили город? Слишком короткой была схватка, чтобы считать оборонявшихся по-настоящему разбитыми. Слишком уж легко все получилось. Сейчас, когда корабли нападавших отступали, не ожидало ли их неожиданное возмездие? Элрик чувствовал, что подобное было вполне возможно. Не исключено, что в их плане были задействованы драконы. Он содрогнулся. Ведь он ничего не сказал союзникам об этих тварях, которые веками служили мелнибонэйцам. Кто знает, может, в эту самую минуту кто-то открывает ворота подземных Драконьих пещер? Элрик поспешил переключить свои мысли на более приятную тему.

Когда флот вышел в открытое море, Элрик грустно продолжал смотреть на Имррир, словно отдавая последние почести городу праотцов и погибшей Киморил. Острая горечь пронзала его сердце, когда в памяти всплывала картина ее гибели от острия его собственного меча. Элрик вспомнил, как девушка предостерегала его, когда он еще только оставлял ее, чтобы отправиться на поиски приключений в Молодые Королевства. Как она говорила, что, оставив на Рубиновом троне в качестве регента Йиркуна, уступая ему свою власть на целый год, он обрекает этим их обоих. Элрик проклял себя. И вдруг над флотом пронесся глухой рокот, похожий на раскаты далекого грома. Элрик резко развернулся, чтобы выяснить, что так напугало разбойников.
Три Мелнибонэйские боевые ладьи под золотыми парусами появились с обеих сторон гавани, выплыв из двух входов в лабиринт. Элрик понял, что они, должно быть, прятались в других каналах, чтобы атаковать грабителей на обратном пути, уставших и нагруженных добычей. Это были огромные боевые галеры, последние Мелнибонэйские корабли, секрет постройки которых был утерян. Было видно, что они сделаны давно, но когда они быстро неслись вперед, движимые четырьмя-пятью рядами длинных весел, чтобы окружить черные корабли, в них чувствовалась скрытая мощь.
Элрику показалось, что флот начал съеживаться у него на глазах, пока не уменьшился до горстки щепок на фоне высоких и мощных боевых ладей. Они были хорошо вооружены и готовы к бою, в то время как возвращающиеся назад разбойники были вымотаны битвой. Элрик знал, что оставался единственный способ спасти хотя бы небольшую часть флота. Вызвать духов Ветра, чтобы они наполнили паруса.
Вокруг него собралось большинство флагманских кораблей, и сам он сейчас находился на судне Яриса — юноша напился до скотского состояния и погиб бесславной смертью от ножа продажной девицы из числа Мелнибонэйских рабынь. На соседнем корабле стоял на мостике граф Смиорган. Коренастый повелитель морей хмурился, потому что знал: несмотря на многочисленность, их флот не сможет выстоять в неминуемой морской баталии.
Но вызов ветра, достаточно сильного, чтобы унести прочь столь большое количество кораблей, был занятием опасным, так как при этом высвобождалась колоссальная энергия, и элементали, контролировавшие ветра, были склонны набрасываться на призвавшего их мага, если тот допускал хоть малейшую оплошность. Но это был единственный шанс, иначе вздымающиеся бурлящие буруны и тараны на золотых носах ладей в щепки разнесут корабли грабителей.
Застыв без движения, Элрик начал выкрикивать древние ужасные, изобилующие гласными имена созданий, чьей стихией был воздух. И вновь он побоялся впадать в транс, ведь ему необходимо было следить за тем, чтобы элементали не напали на него. Он призывал их странными звуками, которые временами напоминали пронзительный крик баклана, временами — низкий гул прибоя, и вот уже пред его затуманенным взором принялись носиться Силы Ветра. Сердце тяжело билось в груди, а легким вдруг перестало хватать воздуха. Он собрал в кулак все свои силы и вызвал ветер, который безумно и хаотично кружился вокруг него, раскачав даже могучие Мелнибонэйские корабли. Затем Элрик направил ветер в паруса десятка четырех десятков кораблей разбойников. Многие другие корабли он не мог спасти, потому что те были далеко и не попадали в широкую полосу сильного ветра.
Но сорок кораблей избежали встречи с ужасными таранами, и под завывание ветра, скрип гнущихся мачт, подпрыгивая на высоких волнах, они мчались вперед. Весла вырвало из рук гребцов, и к белой полоске кипящего соленого следа за кормами разбойничьих кораблей добавились темные точки щепок, на которые они разлетелись.
Довольно быстро захватчики вырвались из медленно сжимающегося кольца Мелнибонэйских кораблей и с дикой скоростью понеслись по открытому морю. Команда, однако, была встревожена, завидев странные, с мягкими формами, существа вокруг себя. Было что-то жуткое в том, что им помогали эти чудовищные и чуждые людям существа.
Смиорган помахал рукой и благодарно улыбнулся Элрику.
- Мы спаслись благодаря тебе, Элрик! — прокричал он через разделявшие их воды. — Я знал, что ты принесешь нам удачу!
Элрик никак не отреагировал на его слова.
И вот Повелители драконов, обуреваемые жаждой мести, бросились в погоню. Почти столь же быстры, как движимые магической силой корабли разбойников, были и золотые ладьи Имррира, и несколько разбойничьих галер, чьи мачты сломались, не выдержав напора сумасшедшего Ветра, были настигнуты.
Элрик увидел, как на борту имррирских галер тускло блеснули металлические кошки и их хищные крюки вцепились в борта разбойничьих кораблей, беспомощно застывших позади тех, кому посчастливилось убежать. Однако и тем, кто вырвался вперед, пришлось не слаще — их настиг огонь из катапульт кораблей Драконьих принцев. Обжигающий зловонный огонь подобно лаве растекался по палубам и разъедал обшивку, как купорос бумагу. Кричали люди, тщетно пытаясь погасить ярко пылающие одежды, и некоторые в отчаянии прыгали в море, чьи воды также не в силах были погасить огонь. Некоторые корабли утонули, и даже под водой можно было проследить их последний путь — пылающие суда и люди, кругами идущие ко дну, как сверкающие ночные мотыльки, которые вдруг устали и спускаются вниз.
Разбойничьи корабли, не тронутые огнем, окрасились в красный цвет от пролитой крови бандитов, когда взбешенные имррирские воины спустились по абордажным канатам и набросились на рейдеры, размахивая огромными мечами и боевыми топорами, произведя ужасное опустошение во флоте захватчиков. Имррирские стрелы и копья со свистом летели с высоких палуб галер, сея панику и страх на бортах маленьких кораблей.
Все это видел Элрик, когда он на своем корабле начал медленно настигать ведущее судно имррирцев, флагманскую галеру адмирала Магума Колина, командующего Мелнибонэйским флотом.
Элрик прокричал Смиоргану, перекрывая завывающий ветер:
- Мы оторвались! — Граф не обернулся, он смотрел на небо выпученными от страха глаза. — Но прикажи всем кораблям держать курс на запад, иначе нам конец!
Но Смиорган не ответил. Он так и стоял, задрав голову, и в глазах его стоял ужас — в глазах человека, который никогда не ведал страха, застыл ужас. Элрик, томимый тревожным предчувствием, заставил себя обратить взор на небо. И он увидел их.
Это были драконы, вне всяких сомнений! Огромные рептилии были в нескольких милях, но Элрик узнал очертания гигантских летающих тварей. В среднем размах крыльев этих почти вымерших созданий составлял около тридцати футов. Их змееподобные тела, начиная от тупорылой головы и до ужасной плети хвоста, составляли не менее сорока футов, и хотя они не изрыгали огонь и дым, как это им приписывалось в легендах, их яд был горючим и при попадании на ткань или дерево тотчас воспламенялся.
Верхом на драконах летели имррирские воины. Вооруженные длинными, пикообразными прутами, они дули в причудливо изогнутые рога, и над бурным, покрытым белой пеной морем неслись странные звуки. Приблизившись к золотому флоту на расстояние половины лиги, первый дракон снизился и стал описывать круги около золотой флагманской галеры, издавая крыльями резкий звук, похожий на тот, с каким молния вспарывает воздух.
Серо-зеленый чешуйчатый монстр завис над золотистым судном. На фоне безоблачного неба четко виднелся его силуэт. Элрик увидел, как Повелитель дракона помахал адмиралу Магуму Колину длинным тонким копьем со странным флажком на конце, желтые и черные ломанные линии которого были заметны даже на значительном расстоянии. Он узнал герб на вымпеле.
Это Дайвим Твар, друг молодости Элрика, Повелитель драконов, вел своих подопечных, чтобы отмстить за разрушение Имррира Прекрасного.
Элрик прокричал Смиоргану:
— Это — главная опасность. Делайте что угодно, лишь бы не подпустить их к себе!
Послышался звон металла — это люди, хоть и без особой надежды, но все же принялись готовиться к отражению новой угрозы. Колдовской ветер не мог спасти их от преследования быстрокрылых драконов. Дайвим Твар явно сове-щался с Магумом Колином, и вскоре его прут опустился на шею дракона. Громадная рептилия взмыла вверх, набирая высоту. За ней последовали еще одиннадцать драконов.
С кажущейся медлительностью драконы нагоняли флот грабителей, которые принялись лихорадочно молиться своим богам, умоляя их о чуде.
Но они все были обречены. Оставалось лишь смириться. Все до единого корабли разбойников вскоре будут потоплены, и рейд закончится гибелью флота.
Элрик видел отчаяние на лицах людей, и даже завывающий колдовской ветер, гнущий мачты кораблей, не в силах был помочь им. Всем им оставалось только умереть...
Альбинос решительно прогнал прочь обуявший его страх. Он вытащил из ножен меч и ощутил в руке пульсацию злой силы, которая таилась в покрытом рунами мече, Бурезове. Но сейчас он ненавидел эту силу — она привели к тому, что он убил единственного человека на земле, кото рого любил. Элрик понимал, насколько был обязан своим могуществом этому мечу, который достался ему от праот цов, и насколько беззащитным он станет без него. Ведь он был альбиносом, а это значило, что у него не было прису щей всем остальным людям жизнестойкости. Свирепо, по тщетно, чувствуя, как туман в голове сменяется леденя щим душу страхом, он проклинал себя за ту жажду мести, что обуяла его, проклинал тот день, когда он согласился возглавить поход на Имррир, но больше всего он он с горе чью проклинал мертвого Йиркуна и черную зависть, которая и стала причиной всех этих смертоносных событий.
Но сейчас уже было слишком поздно для проклятий. Все вокруг огласилось громкими хлопками крыльев пикирующих на корабли драконов. Надо было принимать решение. Нет, Элрик не боялся смерти, но ему. претила сама мысль о том, что он падет от руки представителя своего же народа. «Я умру,— пообещал он себе,— только от своей собственной руки». И он принял решение и возненавидел себя за него.
Элрик заставил колдовской ветер перестать дуть, когда драконий яд уже попал на последний корабль.
Он сосредоточил все свои колдовские чары на том, чтобы призвать самый сильный ветер в паруса своего судна, оставив своих обезумевших товарищей на внезапно остановившихся кораблях. Те дико вопили, недоумевая, почему вдруг Элрик так с ними поступил. Зато корабль Элрика набрал невероятную скорость, и теперь он мог оторваться от драконов. По крайней мере, Элрик от всей души на это надеялся.
Предав человека, который доверился ему, графа Смиоргана, Элрик отрешенно наблюдал за тем, как с неба льется яд, и вскоре граф был объят ярко-зеленым, с малиновым отливом, пламенем. Элрик удирал, стараясь не думать о том, что ждет его впереди, и плакал вслух, этот гордый Принц Руин. Он проклинал злобных богов и тот черный день, когда они из праздного любопытства слепили человека.
Позади остались разбойничьи корабли, пожираемые хищным пламенем, и команда со смешанным чувством благодарности (ведь они избежали подобной страшной участи!) и одновременно осуждая смотрела на Элрика. Тот громко, не стыдясь своих слез, рыдал, и его душу раздирала неуемная боль.
Уже следующим вечером, у берегов острова, именуемого Пан-Танг, когда стало ясно, что их корабль избежал страшной мести Повелителей драконов и их тварей, Элрик стоял, погрузившись в раздумья, на корме, а люди следили за ним с ненавистью и страхом, бормоча что-то о трусости и предательстве. Они уже позабыли о своих страхах и последующем чудесном спасении.
Элрик задумчиво крутил в руках свой рунный меч. Бурезов был не простым боевым клинком (это он знал уже давно), но сейчас только Элрик понял, что меч обладал большей восприимчивостью, чем его хозяин мог себе вообразить. И в то же время Элрик сильно зависел от него — эта мысль, представшая во всей своей неотвратимости, рвала его душу. Но он боялся мощи меча — ненавидел ее за тот хаос, что проник в его мысли и душу. В агонии нерешительности он поднял меч обеими руками и заставил себя как следует все обдумать. Без зловещего меча ему придется распрощаться с честолюбивыми замыслами, а возможно, даже с жизнью — но зато он сможет познать спокойствие безмятежного отдыха. С ним он будет обладать силой и властью, но меч неумолимо будет вести его к горькому финалу. Да, он познает власть — но не душевный покой.
Альбинос издал долгий надрывный вздох и, стараясь не думать о том, что за этим последует, выбросил меч в залитое лунным светом море.
Невероятно, но меч не утонул. Хотя и не поплыл по поверхности воды. Он влетел в море острием вниз и вонзился в него, дрожа, словно воткнулся в дерево. Так и колебался он на воде — шесть футов металла ушли под воду -когда Бурезов начал издавать ужасный, дьявольский крик.
Изрыгнув проклятие, Элрик протянул свою тонкую, отливающую в полутьме белым руку, пытаясь достать мыслящий адский клинок. Он наклонялся все ниже, перегибаясь через поручень. Но дотянуться так и не смог — до него было несколько футов. Сделав глубокий вдох, стыдясь захлестнувшего его чувства поражения, Элрик перепрыгнул через поручень и нырнул в холодную (даже кости заломило) воду, и вымученными, неестественными движениями поплыл к клинку. Он был сломлен, а меч победил.
Элрик схватил его за рукоять и тут же ощутил, как возвращается сила в его пронзенное болью тело. И только тут он понял, что они с мечом были одним целым: он не мог прожить без меча, но и Бурезов должен был присосаться к хозяину. Без человека, умеющего с ним обращаться, меч также был беспомощен.
— Мы обречены быть неразрывно связаны друг с другом,— в отчаянии прошептал Элрик.— Мы скованы адской цепью, так распорядился злой рок. Что же — пусть будет так, пусть же люди трепещут, едва заслышав имена Элрика Мелнибонэйского и его рунного меча. Мы сродни друг другу — мы оба порождены веком, отринувшим нас. Так пусть же теперь у этого века будет причина ненавидеть нас!
Вновь обретя силу, Элрик вложил рунный меч в ножны, и Бурезов прильнул к его бедру. Затем, мощно загребая руками, он поплыл к острову, а люди на корабле облегченно вздохнули и принялись гадать, выживет ли альбинос или бесследно сгинет в пучине странного безымянного моря.