Танцы лирического ироника

(Вступительная статья к серии М.Муркока "Танцоры на Краю Времени" Michael Moorcock. The Dancers At The End Of Time", "Тролль", 1994)

О кочанах и королях
Мы с вами поболтаем.
И отчего валы кипят
Как-будто чайник с чаем
И есть ли крылья у свиней
Мы это все узнаем...

     Мы не случайно взяли этот эпиграф из великолепной сказки замечательного английского писателя Льюиса Кэрролла. Во-первых, потому что стилистика Кэрролла и Муркока чрезвычайно близка: Муркок заложил еще один камень в то здание изящного английского юмора, которое начинали строить Джонатан Свифт и Джером Клапка Джером, Гилберт Кийт Честертон и Бернард Шоу. Во-вторых, все произведения Муркока - это Зазеркалье, где причудливые персонажи населяют фантасмагорические миры, сон пересекается с реальностью, а бытие с небытием.

     Обстоятельный разговор о творчестве этого даровитого автора еще впереди, а точнее - позади, ведь настоящий том - восьмой по хронологии повествования и материалы об авторе логично давать в первом томе собрания его сочинений, но, к сожалению, условия рынка не позволяют в свое удовольствие работать над составлением и переводом томов, согласно их нумерации, поэтому в настоящем издании мы расскажем лишь о публикуемом цикле "Танцоры на Краю Времени."

     Основная тема творчества Майкла Муркока - борьба Хаоса и Порядка, где Хаос, пожалуй, описан гораздо красочней Гармонии. Картины Ада (и его преддверия - Лимбо) вообще удаются Маэстро гораздо лучше, нежели описание Рая во всех его проявлениях. Один из ранних романов Муркока так и называется "Ветры Лимбо", а в своей замечательной притче "Пес Войны и Боль Мира" он живописует Ад во всех его бытовых подробностях. Пожалуй, единственное произведение, в котором рассказывается о Рае земном - "Танцоры на Краю Времени". Но и здесь автор верен себе, ибо Рай этот и "райские" обитатели его описаны с вполне земной иронией. Но давайте по порядку. Напомним еще раз, что Муркок - автор грандиозного по своей задумке сериала "Вечный Герой" сравнимого по объему разве что с "Махабхаратой". Судите сами: место действия - Земля и все параллельные миры; время действия - от Начала Времени до его Конца; а список действующих имен таков, что не умещается на одной странице. Можно только удивляться, как Муркоку удалось ни разу не повторится и создать не просто сумму романов (занимающих, кстати, четырнадцать томов) на одну тему, а целостное, многоплановое, взаимосвязанное во всех мелочах произведение.

     Все написанное Муркоком, проникнуто тонкой, едва заметной иронией. Для многих читателей она столь неуловима (чему изрядно поспособствовали "переводчики"), что зачастую откровенную мистификацию автора они расценивают как документальное повествование, а его откровенный стеб принимают за философские сентенции.

     Муркок - исконно западный автор. Он пишет также, как пишут (снимают, рисуют, ваяют) большинство из них. Ведь, что бы не говорили наши "контрпропагандисты", на Западе разделение на "массовую" и "элитарную" культуру происходит в гораздо меньшей степени, нежели в бывшей стране советов. У нас или Тарковский, или Гайдай; или Солженицын, или Марков; или Шнитке, или Крутой. На Западе такого не могут себе позволить - механизмы рынка диктуют свои жесткие условия. Любое произведение искусства должно быть доступно и "массам", и "элите". Вот почему у нас так популярен Роджер Желязны: тут вам и звон мечей, и "чертовщинка", и сложная картина мироздания, и утонченный стиль письма.

     Таков же и его коллега по альманаху "Новые миры" Майкл Муркок.

     Критики относят его творчество к литературному направлению, называемому-"постмодернизм". Характеризуя его, наши правоверные социалистические литературоведы писали, что это направление пытается построить эстетическую гармонию путем искусственного обеднения картины жизни, искажения или полного игнорирования реальных процессов, что, по их мнению, приводит к элитаризму, замкнутым художественным конструкциям и формотворчеству. И плюс ко всему вышесказанному, в "постмодернизме" смешиваются разные литературные стили, жанры и направления.

     Майкл Муркок был одним из зачинателей "новой волны" в фантастике. В манифесте этого направления содержались призывы "осерьезнить" фантастику, внести в нее все то, что "наработала" мировая литература за время своего существования. Поэтому в творчестве Муркока и Желязны, Дилэни и Спинрада, Олдисса и Балларда "поток сознания" соединяется с декадентской поэзией, мистика соседствует с реализмом, а романтизм плавно переходит в триллер.

     Особенно явственно это проявляется в предлагаемом вашему вниманию цикле "Танцоры на Краю Времени". Здесь есть и герои, словно заглянувшие со страниц Рабле и Свифта, и рассуждения о дионисийском и аполлоновском начале, изысканные вирши Уэлдрейка и сюжетные ходы из поэтики "театра абсурда", подчеркнутый диккенсовский реализм в описании XIX столетия и фантасмагория не хуже, чем у Эдгара По или Амбруаза Бирса.

     Так что же такое "Танцоры на Краю Времени"? Поделимся своими впечатлении об этом произведении, которое, по мнению западных критиков, не имеет аналога в мировой литературе.

     Муркок пропитан иронией и одержим страстью к мистификациям. Отсюда и участие в рок-группе "Хоквинд", и любовь к позированию для фотопортретов в античной маске, и высмеивание в своих книгах всех и вся, включая и себя самого.

     Цикл "о Крае Времени" состоит из двух частей. В первую входит трилогия "Чуждое тепло", "Пустые земли" и "Конец всех песен"; в Великобритании они выходили под общим названием "Танцоры на Краю Времени". Вторая состоит из сборника повестей "Легенды Края Времени" ("Бледные розы", "Белые звезды" и "Древние тени") и романа который называется "Трансформация мисс Минг или Возвращение Огненного Шута"; в США это произведение выходило под названием "Мессия на Краю Времени". Обе эти вещи были впоследствии объединены в том, который получил название - "Сказания Края Времени". В настоящем томе серии "Меч и посох" мы публикуем первую часть сериала, в следующем - вторую.

     В европейском стихосложении существовала, ныне изрядно подзабытая, стихотворная форма "венок сонетов". Подзабыли ее потому, что нашим современным версификаторам, освоившим бесформенный "свободный стих", эта форма явно не по плечу.

     "Венок сонетов" представляет собой сложный узор из четырнадцати обычных сонетов , причем каждый последующий сонет начинается с последней строки сонета предыдущего. А вместе эти повторяющиеся строки образуют новый сонет, который называется "магистрал".

     "Танцоры на Краю Времени" можно уподобить магистралу ибо это произведение состоит из самопародий, автоцитат и аллюзий. В нем действуют герои, "пришедшие" из других книг Муркока: Уна Персон - героиня романа "Повелитель воздушных пространств" и "Приключения Уны Персон и Катерины Корнелиус в XX веке"; Освальд Бастейбл - скиталец по разным временам и пространствам из цикла романов "Прыгуны во времени"; Карл Глогер - персонаж повестей "Се - человек" и "Завтрак в руинах". В следующих романах появляются знаменитый принц-альбинос Элрик из Мелнибонэ (повесть "Элрик на Краю Времени") и Огненный Шут, пришедший сюда из уже упоминавшегося романа "Ветры Лимбо". Здесь есть и центральный образ всех романов Муркока - Вечный Город Танелорн, первооснова мира, Город вне Времени и Пространства. Но Муркок здесь глумится над своей же святыней, также как и над всем остальным. Танелорн называется Шаналорном, ведь за прошедшие тысячелетия изменилось в памяти людей даже само звучание этого слова. И это уже не обитель героев, а всего лишь скопище руин, окутанных химической атмосферой.

     Кроме "своих" у Муркока имеются в избытке и "чужие", причем как литературные герои, так и реальные личности: одного из "танцоров" зовут "Вертер де Гете" (те, кто не помнит, откуда повзаимствованы составляющие этого имени, могут уточнить это в комментариях), а еще один персонаж романа - знаменитый писатель-фантаст Герберт Уэллс. В Зазеркальи возможно все, и Муркок доказывает это читателям со всей щедростью своего таланта.

     Многие части текста "Танцоров" - чуть-чуть адаптированные цитаты из других его произведений. К сожалению, отечественному читателю почти неизвестно творчество этого интереснейшего автора. Все, что публиковалось на русском языке - это в большинстве своем ранние вещи Муркока, а если добавить к этому еще и качество перевода, предлагаемых читателям книг, то станет ясно, что Муркока мы не знаем совсем. Поэтому самопародии, которыми "нашпигованы" его книги, большинством не воспринимаются, так как нет адресата-оригинала мы, увы, не читали.

     Сквозной узор романов представлен и в виде постоянных лирических повторов - Зазеркальных отражений. Одни и те же эпизоды отражаются бесчисленное число раз, переплетаются, образуют новые лабиринты еще более изысканные.

     Вот начало первого романа: " Разузоренные в тончайшие оттенки светло-кофейного Железная Орхидея и ее сын возлежали на кремовом пляже из размолотой кости. Поодаль мерцало и шелестело молочное море. Был полдень. Между Железной Орхидеей и ее сыном, Джереком Карнелианом, покоились остатки ленча. Блюда из слоновой кости были наполнены бледной рыбой, картофелем пастельных тонов, меренгами и ванильным мороженым. В самом центре этого натюрморта в светлых тонах ярким мазком желтел лимон".

     А вот его конец: "Разузоренные в тончайшие оттенки зеленого Железная Орхидея и ее сын возлежали на зеленой лужайке, плавно спускающейся к лазурному озеру. Был вечер и веял легкий ветерок. Между Железной Орхидеей и ее сыном, Джереком Карнелианом, покоились остатки ужина. Блюда из нефрита были наполнены зелеными яблоками, зеленым виноградом, сердечками артишоков, имелся чеснок, корнишоны и незрелые дыни, сельдерей и авокадо, виноградные листья и груши. В самом центре этого натюрморта в зеленых тонах ярким мазком краснела редиска".

     Такая стилистическая фигура в поэтике называется "просаподосис", то есть повтор слова или группы слов в тексте. Таких экзотических фигур с не менее экзотическими названиями в тексте рассыпано очень много. И это сюжетное кольцо-отражение встречается не единожды. Например, эпизоды с Джереком и Юшариспом, где инопланетянин, не имеющий представления о законах жизни на Земле Будущего, становится игрушкой в руках Джерека, который обманывает его ради собственной выгоды. А в конце романа уже Джерек Карнелиан попадает в 1896-й год, где становится таким же юшариспом, и его тоже использует для своих корыстных целей Нюхальщик Вайн.

     Однако Маэстро этого мало, и он употребляет уже не просто повторения логических ходов сюжета или отдельных эпизодов, а начинает главу с той же фразы, которой заканчивал предыдущую.

     На общую сетку повествования накладывается пласт всей мировой культуры и это дает возможность истолковывать "Танцоров" столь же многопланово, как, например, предсказания Нострадамуса. Многозначность вообще характерна для британской эстетики "нонсенса". Старый добрый английский анекдот о содержателе трактира который не обращает внимание на то, что его завсегдатай ходит по потолку, но удивляется, если он заказал не две рюмки бренди, а одну, можно взять эпиграфом и для известной поэмы "Охота на Снарга" Л.Кэрролла, построенной по всем канонам абсурдисткого жанра, и для лимериков Эдварда Лира, и для "Танцоров на Краю Времени" М.Муркока. "Бессмыслица" - это кредо для английской сатирической литературы. И общее ощущение от чтения такого рода произведений хорошо выразила Алиса из бессмертной сказки Кэрролла: "Очень милые стишки, но понять их не так-то легко..."

     Основным стержнем этих романов - "Чуждое тепло", "Пустые земли" и "Конец всех песен" - является ни много ни мало как библейская история об Адаме и Еве. Муркок всегда претендовал на роль демиурга-созидателя новых миров и никогда не скрывал этого намерения, но миры он строил умышленно карикатурные, кукольные, невсамделишние, подобно одному из героев своих романов - Лорду Джеггеду Канари, который "построил совершеннейшее факсимиле Солнечной системы и разыграл все войны, о которых когда-либо слышал. Каждый солдат микроскопических размеров был выполнен с изрядной дотошностью, а сама Солнечная система занимала куб размером не больше двух футов в объеме". Свои претензии на написание истории а 1а Ветхий Завет Муркок заявляет еще в предисловии: "Эта история о всепоглощающей высокой страсти, овладевшая одним из лицедеев, к его собственному удивлению. Именно поэтому мы решили поведать ее, вероятно последнюю в анналах рода человеческого, ненамного отличающуюся от той, что принято считать первой". Главные герои - Джерек Карнелиан и Амелия Ундервуд - становятся прародителями человечества, перенесясь в далекое Прошлое земли. Круг между Будущим и Прошлым замыкается в кольцо...

     Муркок любит играть в разные игры со временем. Как мы уже говорили, первый роман начинается со сцены завтрака, а заканчивается сценой ужина. Как будто прошел один день-День в котором слились воедино все Пространства и Времена, где герой успел погибнуть и воскреснуть вновь. День, в котором, как единое мгновение, пронеслись миллионолетья.

     Вернемся к "эстетике нонсенса". На ней, равно как и на абсурдизме, гротеске и фантасмагории построен весь роман. Те читатели, которые любят Булгакова и Борхеса, Хармса и Ионеско безусловно будут в восторге от каждой строки этого великолепного произведения, где карнавальные сцены сменяют друг друга, "кукольные" констебли преследуют по всем мирам петрушечных злодеев-Латов, в игрушечном городе "Рим-1945-го" львы поедают христианских мучеников, над ними парят летающие слоны, корабли стреляют друг в друга смокингами, а съедобные вулканы изрыгают душистую лаву.

     О переосмыслении творцом действительности писал Игорь Северянин:

Когда твердят, что солнце - красно,
Что море - сине, что весна
Всегда зеленая - мне ясно
Что пошлая звучит струна..

Мне ясно, что такие краски
Банальны, как стереотип,
И ясно мне - какой окраски
Употребляющий их "тип"...

И тем ясней, что солнце - сине,
Что море - красно, что весна -
Почти коричнева!.. - так ныне
Я убеждаюсь у окна...

Но тут же слышу голос бесий:
"Я вам скажу, как некий страж
Что это ложный миг экспрессии
И дальтонический мираж..."

     Муркок никогда не боялся "ложного мига экспрессии" и "дальтонического миража", он знал, что "солнце сине" и строил миры с этим самым синим солнцем. Это даже не метафора; в его романе "Плывущий по морям судьбы" из цикла об Элрике действительно описывается мир с синим солнцем...

     Переводчики хватаются за голову, когда им приходится сталкиваться с языком Муркока, насыщенным тропами и изощренной фоникой. Чего стоит перевести на русский его тавтограммы, при которых, как известно все слова должны начинаться на одну и ту же букву: "О, Джерек! Ты познаешь искушение, исступление, изнеможение, искупление, избавление! ... Избранный, истовый, истинный, исконный, искомый ... Ты станешь идолом, мой дорогой!" Но это еще не "худший" вариант. В цикле "Легенды с Края Времени" Маэстро начинает с одной и той же буквы глагол и существительное:"... их уносили ураганы, стирали с лица земли сражения, косили катастрофы, ... разрушала радиация, бичевали болезни..."

     Муркок, как и всякий образованный человек, любит пококетничать своими познаниями в разных областях, поэтому все его произведения построены на "научной" основе - древнеиндийском учении о перевоплощениях (реинкарнации), юнгианской теории архетипов и учении об актантной модели. О перевоплощении можно достаточно подробно узнать из "Комментариев", которые даны в конце тома. А о Юнге и об актантной модели мы позволим себе сказать несколько слов.

     Карл Густав Юнг - швейцарский психолог и психиатр, соратник знаменитого венского мыслителя Зигмунда Фрейда знаменит тем, что основал особое направление, названное им "аналитической психологией". Исследование бессознательного Юнг уподоблял археологическим раскопкам, полагая, что в психике каждого человека содержится несколько слоев, а самый древний из них - это "коллективное бессознательное", "память предков". Основные единицы этого коллективного бессознательного по Юнгу - "архетипы", то есть универсальные представления, характерные для всего человечества. К архетипам относятся символы, сны, воображение и фантазии. В архетипах зафиксированы представления о разных типах поведения и мировоззрения людей, что позволяет сделать эти архетипизированные имена почти нарицательными. К архетипам поведения можно отнести миф об Эдипе, Фаусте или Федре.

     Теория Юнга в сочетании со структурализмом привела к еще одному открытию - актантной модели. Актантная модель-это разделение действующих лиц произведения того или иного жанра на определенное количество категорий, такое, чтобы охватить все комбинации их поведения в том или ином произведении. Так русский ученый Б.Пропп "открыл", что во всех волшебных сказках существует строго очерченный круг главных действующих лиц, каждый из которых наделен соответствующими функциями. В сказке таких героев семь - "вредитель" (то есть совершающий злодеяние), "даритель" (дарящий волшебное средство и силу),"помощник" (приходящий на помощь герою), "царевна" (требующая подвига и обещающая сочетаться браком),"отправитель" (отправляющий героя с поручением), "герои" (роль не требующая комментариев) и "ложный герой" (присваивающий себе достижения главного героя).

     Вес романы из сериала "Вечный герой" созданы по принципу актантной модели. Не являются исключением и "Танцоры на Краю Времени", где каждый персонаж-это маска итальянской комедии, слепок человеческого характера и стиля жизни. Так главный герой - Джерек Карнелиан - это Парцифаль, Тристан и Ромео в едином обличьи, ратующий за "любовь до победного конца"; его мать- Железная Орхидея- дама изысканная, любящая "интеллектуальные разговоры" и "умные рассуждения" и "сложные (но не чересчур сложные) силлогизмы";

     Амелия Ундервуд - "девица из приличной семьи", живущая в рамках один раз установленных законов и правил; Герцог Квинский - фат и фанфарон, этакий Ноздрёв Края Времени, любящий пустить пыль в глаза; Вертер де Гете - салонный страдалец и позер; Госпожа Кристия - жестокосердная пустышка, любящая исподтишка посмеяться над страданиями ближнего; Лорд Монгров - мизантроп и мазохист, маскирующий этим свою доброту и беззащитность; Миледи Шарлотина - мстительная интриганка из той породы, которую принято сегодня почему-то именовать "деловыми женщинами"; Браннарт Морфейл - ученый-словоблуд, который высосав из пальца один закон, всю жизнь борется с фактами его опровергающими; Эдгаросердный По - гурман и лакомка; капитан Мабберс - хам и грубиян, попирающий все правила приличия и, наконец - Лорд Джеггед Канари - маленький божок, жонглирующий судьбами людей, которых он считает не больше, чем оловянными солдатиками.

     Архетипы Муркока сродни персонажам картины Босха "Семь смертных грехов", где каждый грех представлен в человеческом обличьи.

     Все действо в этих романах - это непреходящий карнавал, непрекращающаяся вакханалия. Известный русский филолог и мыслитель М. Бахтин, исследуя явление карнавализации в мировой литературе, называл такое действие "сценой без рампы". Если бы Бахтин успел прочитать Муркока, то последний наверняка, наряду с Франсуа Рабле, послужил бы отличной иллюстрацией к его теории карнавализации.

     Творчество Муркока - это очень сложный ряд всякого рода ассоциаций и ссылок, многие из которых мы просто не в состоянии понять из-за нехватки должного образования. В конце тома мы напечатали комментарии к наиболее запутанным местам, но, к сожалению, эти комментарии оказались далеко не полные. Работники издательской фирмы "Тролль" знают, сколько надо потратить усилий, чтобы выяснить кто такой никому не ведомый Альфред Остин (не путать с Джейн Остин!) или Эрнест Уэлдрейк, который не переиздавался с середины девятнадцатого столетия. По нашему глубочайшему убеждению даже английским читателям он мало известен, так что же говорить о нас - воспитанных на скудных институтских курсах и выхолощенных учебниках. Но сколько таких уэлдрейков осталось в тексте непрочитанными...

     Закончим наше предисловие по-муркоковски - "просаподосисом", то есть приблизительно тем с чего начали.

Бранили за смешенье стилей,
Хотя в смешенье-то и стиль!
Чем-чем меня не угостили!
Каких не дали мне "pastilles"!
Неразрешимые дилеммы.
Я разрешал, презрев молву.
Мои двусмысленные темы-
Двусмысленны по существу.
Пускай критический каноник
Меня не тянет в свой закон,-
Ведь я лирический ироник:
Ирония - вот мой канон.

     Мы не случайно взяли эти строки из великолепной лирики замечательного русского поэта Игоря Северянина. Во-первых, потому что стилистика Северянина и Муркока чрезвычайно близка (часто в "Танцорах" слышатся северянинские нотки, что мы и попытались сохранить при переводе): Муркок заложил еще один камень в то здание изящной словесности всех времен и народов, которое начинали строить Луис Гонгора и Шарль Леконт де Лиль, Роберт Музиль и Юкио Мисима. Во-вторых, все произведения Муркока - это, выражаясь языком Игоря Северянина, экспрессия, где причудливые персонажи населяют фантасмагорические миры, сон пересекается с реальностью, а бытие с небытием.

     Кто-то сказал об "Алисе в Зазеркалье" - проще перевезти Англию, чем перевести Алису. Перевести Муркока не проще, а уж пересказать его - невозможно! Поэтому давайте закончим разговоры о Муркоке, а лучше предоставим слово ему самому.

     Итак: Майкл Муркок "Танцоры на Краю Времени"...

 Дни Вселенной были сочтены, и род человеческий, оказавшись на Краю Времени, принялся беспечно транжирить наследство, завещанное заботливыми праотцами. Обладатели колоссального капитала превратились в лицедеев на подмостках угасающей планеты. Пленники причудливых фантазий и нелепых прихотей, люди жаждали творить прекрасные уродства. Да и что им оставалось делать!

Танцоры на Краю Времени:
Чуждый зной - 1972
Пустые земли - 1974
Конец всех песен - 1976
 
Легенды Края Времени:
Бледные розы - 1974 
Белые звезды - 1975 
Древние тени - 1975
  
Вечный Огонь - 1977